В рамках программы "Улица как музей, музей как улица", посвящённой взаимодействию искусства и городской среды, с 11 апреля по 11 мая в Самаре состоялся проект Государственного центра современного искусства «Коды абстрактного космоса». Вдохновляясь замечательными датами - 55-летием со дня первого полёта в космос Юрия Гагарина и 150-летием со дня рождения Василия Кандинского, кураторы объединили великие достижения XX века в живописи и кино, музыке и поэзии, привлекая зрителей к переосмыслению мирового наследия.
Одной из составляющих проекта стали лекции о знаменитых мастерах прошлого века. Елена Богатырёва, доцент кафедры философии и истории, прочитала, по сути, введение в русское абстрактное искусство начала ХХ века, пояснив, каким духовным запросам и начинаниям отвечало обращение к новому языку художников, поэтов, музыкантов "русского авангарда", а также рассказала о том, какие перевороты в науке, мировоззрении, обществе способствовали поиску нового мирочувствования.
Свою первую лекцию Елена Богатырёва посвятила общему «духовному коду» искусства, который назвала "звучащей абстракцией" у композитора Александра Скрябина и художника Василия Кандинского. В лекции была и концертная часть, в которой приняли участие студенты Самарского музыкального училища. Они исполнили Вторую сонату, прелюдии, этюды раннего и среднего периода творчества Скрябина. 10 мая лектор сосредоточил внимание студентов на супрематизме Казимира Малевича и зауми Велимира Хлебникова, на опыте обнуления языка живописного и поэтического искусства.
Знаменитая картина "Чёрный квадрат" - самая известная работа Малевича. Художник делал декорации к опере "Победа над солнцем", на заднике которых нарисовал квадрат, он и открыл ему смысл и назначение искусства. Написав "Чёрный квадрат", Малевич долгое время говорил всем, что не может ни есть, ни спать. И сам не понимает, что такое сделал. Действительно, если посмотреть на эту картину, то под трещинами видны нижние красочные слои – по-видимому, была некая цветовая композиция, признанная в какой-то момент несостоявшейся и записанная чёрным цветом. Казалось бы, что может быть проще: на белом фоне чёрный квадрат. Любой человек, наверное, может нарисовать такое. Но вот загадка: картина русского художника Казимира Малевича, созданная ещё в начале века, до сих пор притягивает к себе и исследователей, и любителей живописи. В ней находят нечто сакральное, некий миф и символ русского авангарда.
Художник впоследствии много думал о чёрном квадрате, писал теоретические работы, связывал его с космическим сознанием и был уверен, что "Чёрный квадрат" – это вершина эволюции идеи самого искусства, освобождённого от какого-либо утилитаризма и обретшего своё чистое художественное состояние. Квадрат стал излюбленной формой Малевича, помимо чёрного он пишет красный, белый на белом фоне. Квадрат идентифицировался им с основой картины и мыслился как результат одного из простейших и известных издревле геометрических актов – ограничения, о чём свидетельствует латинское название (по лат. quadrum означает "квадрат" и "рама").
Само «нулевое» состояние живописи в культуре его времени опознавалось им в плоскостности и органиченности рамой, чему он придавал символическое значение. Малевич отчасти совпадает здесь с Кандинским, утверждая, что человек в своём развитии проходит ряд стадий, которые можно представить в виде геометрических форм. И абстракция как язык нового искусства, сообщающий ему новое звучание, способствовала очищению искусства ото всего того, что им не являлось. Подобные процессы происходили и в музыке, и в поэзии. Скрябин и Хлебников здесь выбраны не случайно. Александр Скрябин, как известно, был одержим замыслом грандиозной Мистерии, которая должна была способствовать преображению всего человечества. У Хлебникова мы находим идею, что подражание поэта тому, как первый человек называл вещи (собственно, это и есть заумь) ведёт к автоматическому оживлению всех жизненных и мыслительных процессов, так что заумное слово футуристов содержит в себе огромный творческий потенциал. Если добавить к этому, интерес Хлебникова к славянизмам и запрет на использование иностранных слов, то "футуристическая" речь оказывалась вполне "архаической".
Хлебникова, как и других русских футуристов, отличал интерес к древним моделям культуры и поведения, который лектор интерпретировал как особенность именно русского футуризма. В этом выразилось его неприятие настоящего состояния культуры, но и усмотрение динамической связи между прошлым и будущим. Эмблемой такого смешения стали ещё и орфографические аномалии, а также общее оформление текста, где встречаются разные стили письма.
Хлебникова, как и других русских футуристов, отличал интерес к древним моделям культуры и поведения, который лектор интерпретировал как особенность именно русского футуризма. В этом выразилось его неприятие настоящего состояния культуры, но и усмотрение динамической связи между прошлым и будущим. Эмблемой такого смешения стали ещё и орфографические аномалии, а также общее оформление текста, где встречаются разные стили письма.
Многие не понимают смысл русского футуризма и авангардизма лишь потому, что его образы как бы замкнуты в себе, не отсылают ни к каким внешним предметам и требуют активизации внутреннего прочтения. Произведения искусства здесь проводники из мира чувственных событий в мир нового духовного (абстрактного) опыта. Обнуление искусства проводится не с целью самовыражения художника, но с тем, чтобы вернуть искусству его собственное назначение – творить вещи заново, выводить человека из автоматизма восприятия предмета, слова и образа.
Для настройки нового видения художнику XX века важно было сломать у зрителя привычку находить на картинах знакомые предметы, чтобы сознание выхватывало отдельные элементы, фигуры, цифры. Это делается намеренно, чтобы увести от прямолинейного чтения. Дело здесь не в нашем "нравится, или не нравится". Искусство потому и "будущего", что формирует здесь своего зрителя, а не ищет его готового. Так что дело за малым, понять, какие пути в будущее здесь открываются, на какой "зов современности" откликаются деятели искусства.
Алла Венцова